Астраханский актер Александр Ишутин: наша профессия жестока по своей сути

Об ученическом позоре и деньгах

Фактурная внешность, подтянутая спортивная фигура, возраст, пусть не пацанский, по его собственному выражению, но вполне подходящий для кипучей творческой деятельности, и несомненный талант делают Александра Ишутина одним из самых востребованных артистов Астраханского театра драмы. Сам же он стал относиться и к своим ролям, и к себе все более пытливо, как будто заново открывая себя в себе. И у нас тоже есть возможность узнать его немного лучше.

— Александр, расскажите о себе, о своей семье. Когда вы захотели стать артистом?

— Да ничего выдающегося в моем детстве-отрочестве не было. Поколение последних лет Союза. У меня было много излишней свободы, я даже не знал, как ей пользоваться. Родители работали, тянули нас с братом.

А вообще отец никакого отношения к театру не имел, а вот мама работала режиссером народного театра в Доме культуры. Это сложно назвать театром, скорее самодеятельность, но этот предтеатральный мир меня заворожил настолько, что с детства я был уверен, что стану артистом. И тут при астраханском ТЮЗе открылось актерское отделение училища культуры, на него я поступил, приехав из Енотаевки, где мы тогда жили. В Москву я не мог поехать, потому что не было денег. ТЮЗ для меня был первым театром, потом в Драму пришел режиссер Никита Ширяев. Он набрал курс, и я учился в его студии и работал, и уже ни о какой Москве не помышлял, потому что меня захватила работа. Актер учится на практике, на репетициях. Но все же высшее актерское образование я получил, совсем недавно окончив актерский факультет при нашей консерватории.

— А что удивительного в вашей профессии лично для вас?

— Мне не раз приходилось слышать мнение, что, мол, особенного в вашей профессии? Ну попели-поплясали, что такого? Но и эмоционально, и физически профессия сложная. Она выматывает, после спектакля очень устаешь. Да и других трудностей хватает. Кто вытерпит, если в течение двух-трех часов тебе делают замечания: не так ходишь, не так ногу поставил, не так взглянул, не так повернулся? Замечания никто не любит. А наша профессия — целый день слушать, что ты не такой. И не принимать это на свой личный счет. У нашего худрука Игоря Владимировича Лысова есть термин «ученический позор». Если воспринимать замечания как личный позор, будешь бесконечно копаться в себе. Так можно и заблудиться. А ученический позор пережить проще, потому что это часть твоей работы, в которой допустимы ошибки, пока учишься. А учишься ты всегда.

Когда-то я смотрел интервью с режиссером и актером Константином Богомоловым. Он рассказывал, что в ответ на жесткие замечания своего учителя Андрея Гончарова он убегал на галерку и там рыдал. Потом возвращался. Меня тоже один режиссер буквально раздавливал, думая, что после этого я способен необыкновенно играть. А я после такого давления ни на что не способен! Я тоже убегал на галерку. И там вдруг пришла мысль: не надо так убиваться, это просто работа. И когда я это принял, то смог выдохнуть и стал работать дальше. Мне нравится, что в нашей работе нет рутины.

— Что должно вести артиста? Какие силы, чтобы его игра понравилась, чтобы ему поверили?

— Чтобы верили — это школа, опыт, мастерство. Сначала ты понимаешь, что тебе уже мало, как начинающему актеру, просто выйти на сцену. Потом мало маленькой роли с несколькими словами, хочется глубже вникнуть в детали. Хочется научиться вышивать бисером. Но у кого как получается. Кому как повезет с мастером. Потому что учишься только у настоящих мастеров. Вот Игорь Лысов — удача для Астрахани, для театра. Работая с ним, открываешь в себе новые грани. В «Игроках» он меня и ломал, и уродовал внешне, сделав из меня горбуна, но мне было интересно! Давлению режиссера поддаешься, когда ему доверяешь, когда веришь, что он тебя видит по-другому, как ты сам себя не видишь. И тогда появляется творческий азарт.

— На этом же доверии строилась ваша роль в «Пятой печати»? Вы очень убедительны там, хотя поначалу я была поражена, увидев вас в роли столяра Ковача. Все-таки долго нас завораживал красавец и сердцеед Александр Ишутин!

— Вот-вот. А Лысов сказал: «Хватит тебе все время белый лайнер играть». Мне нравится, что он не эксплуатирует определенный типаж, а расширяет диапазон актера. Хотя у меня, не скрою, было неприятие, даже отторжение этого образа. Роль не шла. На нескольких репетициях я, правда, думал: что я тут делаю? Какой-то невнятный столяр, у него семья, работа и кабачок, куда он приходит пропустить рюмочку в компании приятных ему людей. Ничего особенного. Неинтересно. Но я верил Лысову. Он и спектакль, и актера видит в формате 3D — этим мастерством владеют не многие режиссеры, и о таких мастерах мечтают все актеры. Вдруг стало получаться. Я увидел своего героя. Лысов может одним словом нарисовать образ — и сразу понимаешь, как надо играть. Вот в этом чудо нашей профессии.

— Талант артиста, наверное, заключается в том, чтобы зритель, посмотрев спектакль, что-то понял о себе, о своей жизни. А вы о себе что-то узнаете?

— То, что сегодня происходит в театре, мне нравится. На каждой репетиции, с каждым персонажем открываешь себя в себе. Я многого в себе не знал. Я вообще актер ленивый. Когда меня режиссер подкупает своей идеей, а Лысов этим владеет в совершенстве, я ведусь. Это со многими моими коллегами произошло. Первый лысовский спектакль «Любить» для всех стал открытием. Я смотрел на своих коллег, артистов, которых знаю сто лет, и поражался. Помню, один мой коллега вышел на сцену и стал даже говорить иначе. Я не удержался и спросил худрука, что вы сделали? Он стал по-другому играть! Я тоже стал другим — таким я себя не знал.

— А в чем трудность профессии для вас?

— В том, что никогда не уверен, получится ли. Волнение всегда. Всегда думаешь: может, уже не смогу играть. Сомнений много. Константин Райкин сказал о себе: «Каждая роль начинается с того, что я понимаю, что я студент первого курса». И мне с такими же волнениями и сомнениями трудно справиться. Но если я понимаю, что не получается, я лучше сяду на свои беспроигрышные штучки и сделаю просто нормально. Чтобы зритель не закидал помидорами. Пока, слава богу, такого не было. Может, конечно, годы были неурожайные.

Но если серьезно… Драмтеатр — это моя Родина. Но профессия наша жестокая по своей природе. Чем я отличаюсь от других? Завтра станешь неинтересен, не востребован, и тогда… достаточно примеров, когда люди это не могли перенести. Профессия эта унижается сейчас деньгами. Когда встречаемся с одноклассниками, я не могу признаться, что получаю на уровне продавца «Магнита». Молчу многозначительно, и все думают, что деньги у меня сумасшедшие. Это несправедливо и обидно. Но никто не уходит из театра. Театр прорастает в нас — в этом особенность нашей сумасшедшей профессии.

Источник